Не давать, не верить, ничего не делать в долг – заповеди жизни после обвала
Очевидно, в традиции России есть нечто, что заставляет время от времени отсчитывать «жизнь с нуля». Когда все предыдущее разом перечеркивается и некий форс-мажор диктует совершенно новые условия существования. Традиция давняя, но актуальная: от жизни «после 17-го года» до жизни «после 17-го августа».
17 августа народ и правительство впервые оказались едины в своих проблемах. Финансовый обвал оказался столь мощным, что стал не только предметом лихорадки в парламентско-правительственно-партийных кулуарах, он разом изменил жизнь всей страны. У властей и населения даже состояние примерно общее: растерянность, подавленность, судорожные попытки «перехватить в долг» и т.п.
В этих условиях активно анализируются причины случившегося. Всплывает традиционный вопрос: кто виноват? Но практически нигде не прозвучала ни одна более или менее обоснованная попытка прогноза на предмет: а что будет дальше? Единственное предсказание, оказавшееся более или менее широковещательным, тоже по-российски традиционно: будет еще хуже.
Вопрос: «Что будет дальше?» стал темой беседы журналиста «НВ» Артема КАРАПЕТЯНА с казанским финансистом Александром ТАРКАЕВЫМ.
– В наших условиях экономические прогнозы напоминают гадание на кофейной гуще. Потому что на деле ситуация зависит не от экономики, а от политики. И от политиков. Так же, впрочем, как и после пресловутого 17 августа. В дни обвала я слышал много комментариев представителей западных финансовых кругов. Большинство из них, вопреки расхожему стереотипу, отнюдь не паниковали, реакция была следующей: «Ну, девальвация, ну, новый валютный коридор. Нас это не очень пугает, если, конечно, российская политическая ситуация не станет неустойчива». Спокойствие было нарушено позже, когда эту самую неустойчивость мы им по полной программе и «отгрузили»...
Что касается «чистой» экономики, то предпосылок для нового финансового обвала нет. На самом деле курс рубля «уронили» гораздо больше, чем это требовалось с точки зрения торгового баланса. Потому что на людей давят ожидания апокалипсиса, ощущение неуверенности. Заинтересованные персоны их подогревают. Идет политическая борьба, кое-кому надо показать, что коммунисты в принципе не умеют договариваться, нужно убрать Маслюкова.
– Распространенное мнение: курс рубля, ранее искусственно завышенный, ныне соответствует реальному товарному обеспечению...
– Точно рассчитать трудно, потому что у нас много квазитовара. То есть того, что товаром называют его производители. Но не все, что производители производят, потребители хотят покупать. Поэтому можно сказать, что у нас два торговых баланса. Есть баланс денег и товаров произведенных. Есть баланс денег и товаров ликвидных.
В принципе ныне достигнуто нормальное соотношение. Посмотрите: цены уже стоят. Кстати, в этом плане, как ни странно, команда Геращенко оказалась большими монетаристами, чем реформаторы: рубль обесценился на 400 процентов, а «допечатали» около 40 процентов...
Будет ли еще одна ступень обвала?.. Договоримся с МВФ – не будет.
– Почему? Что кардинального может дать новый кредит?
– Ничего кардинального. Но он даст возможность перекредитоваться на Западе, избежать дефолта и получить определенную передышку. А так как в самой экономике, как я уже говорил, предпосылок обвала нет, это и позволит выплыть. И начать подъем. Платежный баланс страны изменился к лучшему. Соотношение валюты, поступающей в страну и уходящей из страны, – с плюсом в пользу России. Деньги замкнулись в основном на отечественных товарах, российские производители наконец их увидели.
Так что все, что сейчас происходит, – это один большой шанс.
– То есть вы оптимистично смотрите на случившееся: все хорошо?
– Все как надо. В том смысле, что, как это ни печально, нашу страну поставили на ее место. Страна – не вся, конечно, а та ее часть, которая участвовала в процессе проедания, – жила абсолютно не по средствам.
Фондовый рынок, например. Он абсолютно не был привязан к реальному состоянию предприятий, но, тем не менее, давал весьма жирные средства к существованию большому количеству людей. Фактически он ориентировался на то, чтобы из бюджета качать, в банки закачивать и проедать.
Можно сказать, что страна вернулась к тому состоянию, в котором должна находиться в соответствии со своими экономическими реалиями. Ну, не заслужили мы, бывший советский народ, право быть богатым...
– Может быть. Но ведь и фундамент, на котором начиналась возможность стать богатыми, рухнул. Многие констатируют: кризис разрушил сложившиеся реалии. Рухнул прежде всего финансовый сектор, его люди – от клерков до менеджеров – составляли костяк зарождающегося среднего класса. Можно сказать: черт бы с ними, но ведь они были и наиболее активными потребителями. Они заказывали ремонт, они покупали автомобили и бытовую технику. На них зарабатывали авиакомпании и турагентства. Они давали фронт работ для отраслей, которые тоже уже начали «воспроизводить» средний класс, – компьютерщикам, рекламщикам. Теперь, когда финансисты, стоящие в начале этой цепочки, «упали», может начаться эффект домино...
– Это правильно и неправильно одновременно. Да, финансовый сектор узнает теперь на своей шкуре, что такое структурная перестройка экономики.
Да, зарождающийся средний класс был наиболее активным потребителем. Но его крах заложен изначально. Политика правительства создала ложно ориентированную структуру экономики, когда средний класс создался на услугах и проедании, а не на производстве. Что такое, опять же, фондовый рынок? Это просто механизм финансового обслуживания процессов производства. А когда процессов нет, а регулирование есть, причем в сфере регулирования живется гораздо лучше, чем в сфере процессов, это полный абсурд.
– Вы сейчас подтверждаете одну из наиболее расхожих оценок случившегося: обвал запрограммирован политикой кабинета Черномырдина. В России всегда виноват тот персонаж, который ныне не у власти...
С другой стороны: я, обыватель, при Черномырдине жил хорошо. Начал верить рублю. Мог строить более или менее долгосрочные планы относительно своих финансовых и материальных дел. Мог отдыхать за границей. Потом приходит Кириенко, через пять месяцев все рушится и мне начинают объяснять, что виноват Черномырдин. Не скажу, что прямо-таки сразу верится...
– Это, извините, точка зрения плесени на сыре. Плесень тем гуще, чем жирнее сыр. Но вот сыра-то у нас и не было, а плесень развилась.
В стране нет денег для того, чтобы представители ее среднего класса ездили за границу. К нам не приехало столько людей, сколько уехало в Турцию. Мы не продали столько товаров, сколько продал нам Китай. Единственное, что мы продавали, – сырье. Каждый вояж – цистерна нефти или вагон леса.
– Возможно, с точки зрения перспектив развития экономики страны это и плохо, но ведь, в конце концов, не только Россия живет продажей сырья. Несложно предположить, что жители Кувейта, например, тоже «проедают» сырье...
– Знаете, этот замусоленный пример – Кувейт – некорректен. Мы никогда не можем быть Кувейтом. Там – ничтожное количество населения на огромном количестве нефти. Плюс определенная политическая ситуация, которая не позволяет просто так эту нефть у них отобрать.
– Всякая политика проводится в интересах определенной группы. Та, что доминировала в России последние годы, – в интересах импортеров. Черномырдин – символ этой политики (хотя это парадокс, ведь Черномырдин – это «Газпром», то есть экспортер). Политики людей, кто ввозил продовольствие, плитку, стекла для дворцов спорта и тому подобное. Сейчас ее символ – Лужков.
Эту политику поддерживали все те, кто активно влияет на формирование общественного мнения, на масс-медиа. Опять же тот самый ложный средний класс. То есть люди, с которыми по сути пусть немного, но делились в процессе разграбления бюджета...
Не нравится? Да, я выступаю почти как Зюганов. Но ведь это факт, тут крыть нечем...
Взгляните на ситуацию с другой позиции. Вот, например, люди на «Мелите» не получали зарплату, не могли продать свою продукцию, потому что Турция и Греция, не берущие налогов со своих товаропроизводителей, теснили их на нашем же рынке.
– Хорошо, можно смириться с тем, что относительное благополучие плесени на чахлом сыре кончилось. Но ведь и «сыру» легче не стало. А люди на производстве зарплату как и прежде не получают. Денег у них не прибавилось...
– Мы просто не видим начинающихся перемен. На самом деле производители начали оживать. Да, бюджетники по-прежнему в нищете. Здесь ситуация не изменилась, потому что бюджет не изменился.
А что касается перемен... Многие предприятия стали работать в три смены, у них впервые за долгие годы появились «живые» деньги. Да, компьютерные фирмы перестали получать заказы от банков, но зато начали продавать промышленности системы автоматизации. «Евроремонтники» потеряли клиентуру в лице брокеров, но начинают заниматься «местным» ремонтом. Кирпич, между прочим, в абсолютных цифрах очень подешевел... Рекламщикам больше не удастся жить припеваючи на «сникерсах», «марсах» и «коках»? Придется научиться искать заказы у отечественных производителей.
– По сути все заново...
– Не совсем. Я уже говорил о том, что взрыхлили почву. Торговцам на примере импорта показали, как надо торговать. Строителям показали, как надо строить. Производителям стройматериалов объяснили, какими должны быть стройматериалы.
Да, тем, кто сидел на импорте, придется жертвовать сверхприбылями. Торговля мебелью до обвала давала 250 процентов прибыли. Сейчас придется довольствоваться 40 процентами.
Недавно, кстати, я зашел в мебельный салон: рубль упал в 4 раза, а цена повысилась лишь на 50 процентов. Спрашивается, какая же раньше в нее была «вбита» прибыль?
– Хорошо, вы констатировали, что ненормальные перекосы в экономики убраны. Далее – что можно ожидать?
– Я уже говорил – почти невозможно оценить политические риски. Что еще мы можем напридумывать в политике? Обычно придумываем хуже самого плохого, что можно вообразить. Что касается экономики, то я бы так сказал: если никто не будет «обижать» ее в течение года, то в конце 99-го мы будем существенно впереди в сравнении с концом 98-го. Прилично подрастем – в объемах, оборотах, валовом внутреннем продукте. Те, кто владеет деньгами, среагируют быстро. Это те самые люди, которые когда-то налаживали импорт. Теперь они наладят производство.
– Но есть опасность, что люди, которые сделали быстрые деньги в «неправильные годы», не захотят заниматься производством, а просто купят билет в один конец?
– Да, это как раз и относится к числу политических рисков. Потому что экономически даже сейчас выгоднее всего вкладывать в России. Клондайк все равно расположен здесь. Нигде больше такой прибыли не получишь.
– Считается, что главный внутренний инвестор – не предприниматели, а население. И в этом смысле приходится учитывать один момент: то, что произошло – это прежде всего разочарование. Либо глобальное разочарование в устремлении России на Запад, либо разочарование в экономике. И подавляющее большинство больше в банк деньги не понесут. И кредитовать никакие новые «сектора формирования прибыли» не станут...
– Разговоры о внутреннем инвесторе – профанация: у большинства населения денег либо нет вовсе, либо эти деньги у них не собрать. Потому что процесс сбора тоже чего-то стоит, а то количество денег, которое можно собрать, не окупит затраты на механизм сбора.
Поэтому реально инвесторами остаются финансисты. И они готовы вкладывать в производство. В банках сегодня говорят: господа, несите реальные проекты. «Пирамиды» кончились, есть деньги на производство.
– Давайте попробуем подытожить: чего можно ожидать в ближайшее время – от весны, от лета?..
– Надо понять и принять два момента.
Первое. Нынешнее состояние – это норма, какая бы печальная для кого-то она ни была.
Второе. Эта норма открывает определенные возможности для значительной части населения. Те люди, зарплату которых увозили в Турцию или вкладывали в импортные стекла для дворцов спорта, теперь деньги получат. Потому что мы вынуждены не увозить, а платить им...
А самое главное – ничего не ждать. Перестать рассчитывать на кого-то и верить только в себя. Есть сегодня производства, которые нормально работают, где платят зарплату. Людям надо смелее сбегать с тех мест, где не платят. Надо перестать ждать, когда с ними поделятся, когда им вернут, когда им отдадут и так далее. Нужно научиться не давать, не верить, ничего не делать в долг.
Я не говорю, что ничего хорошего ждать не приходится. Наоборот. Нас это время очень многому реально научило. Вспомним Горбачева, который говорил, что самые главные изменения – это изменения в сознании людей.
«Новая Вечерка», 1 апреля 1999 года, Артем Карапетян
