Александр Таркаев: «Не продавать свое время за деньги»
Каждый сам для себя формулирует жизненные приоритеты и расставляет акценты. А потом сделанный выбор оборачивается либо победой, либо поражением. Что значит быть удачливым человеком? Собственной формулой успеха делится Александр Таркаев – председатель регионального отделения СПС, депутат республиканского парламента, ученый и бизнесмен.
– Александр Никитич, случалось ли вам посвящать значительное время делу, которое в результате того не стоило, жалеете ли вы об этом?
– Не могу вспомнить ничего такого. Наверное, знаете почему? В 17 лет я работал в йошкар-олинском телецентре, полгода примерно был дежурным электромехаником, то есть начальником смены, кстати, самым молодым в истории этого предприятия. И я видел, как мой напарник постепенно спивался: было очень скучно… Я пока работал, починил все, что можно было починить, рацпредложения каждый месяц вносил… Но в конце концов понял: тупик… Я тогда сформулировал для себя, что в жизни постараюсь никогда не работать за зарплату, то есть не продавать свое время. Буду делать только то, что мне интересно. Это не значит, конечно, что мне все равно, сколько я зарабатываю…
Я всю жизнь работал с удовольствием. Я не имею в виду какие-то короткие отрезки. Работа иногда загоняет в депрессию, хочется бросить все к чертовой матери. Но в целом… Я с удовольствием учился, с удовольствием работал в университете, преподавал… Огромное удовольствие доставляло руководство вычислительным центром университета, с увлечением занимался международным сотрудничеством…
Как мне однажды показалось, бизнес тоже открывает очень интересные возможности. С тех пор я в бизнесе.
Политика, может быть, самая проблематичная вещь. Я ею занимаюсь больше из чувства долга. И она доставляет меньше всего радости. Но есть вещи, которые надо делать, невзирая ни на что.
– Невзирая на обстоятельства?
– У меня мать вступила в партию в самом начале 1942 года. Я уважаю людей, которые вступали в партию тогда, в тот момент. Я вступил в СПС сразу после его «разгрома» на парламентских выборах 2003 года. Пришли ребята, сказали: все, нам конец, а ты стоишь тут и ничего не делаешь, хотя идеологическим параметрам соответствуешь. Помоги!
Вообще, впервые я пришел в политику на волне реформ. В 1989 году мы создали общественное движение. На самых первых выборах у нас был очень интересный список, сейчас даже смешно вспоминать. В одном списке у нас собрались и Штанин, и Грачев, и Колесник, и Зиля Валеева, и Сергей Осколок. Потом жизнь их сильно развела. Кто-то остался верен своим идеалам, кто-то сильно трансформировался, кто-то стал откровенным приспособленцем.
Я тогда проиграл 200 голосов председателю Вахитовского райисполкома, который потом за четыре года так и не встал со своего места в парламенте… На самом деле я думаю, что я выиграл, но прокуратура все мои заявления тихо потеряла. После этого я зарыл томагавк и сказал себе, что в политике больше не участвую. Но пришлось вернуться.
– Вы остаетесь в Союзе правых сил, тогда как в последнее время многие вливаются в ряды «Единой России», мотивируя это тем, что она предоставляет более широкие возможности для реализации каких-то проектов...
– Мы всегда находим объяснения и оправдания тому, что делаем. Был такой эпизод, когда мне предложили: «Вам надо быть депутатом Госсовета. Пишите заявление в «Единую Россию». Я так и не стал депутатом в том избирательном цикле. И нисколько об этом не жалею.
Для меня не столь важен СПС как таковой, сколько важна правая идеология. Уверен, жизнеспособна только такая политическая система, в которой есть люди, отвечающие за накопление, и те, кто своей задачей видит реализацию социальных программ. Только баланс этих двух составляющих позволяет стране нормально развиваться. Очень важно, чтобы были выстроены механизмы, позволяющие им нормально конкурировать, не переводя это в войну.
Меня, например, всегда восхищала английская политическая система. Важнейшие вопросы обсуждаются совместно правящим и теневым кабинетом. Да, борьба должна быть обязательно, необходимо только, чтобы это не был бой без правил, на уничтожение.
Если бы в свое время «Единая Россия» разделилась, то для СПС не нашлось бы места на политическом поле. Может быть, я бы в правой части «Единой России» и оказался. Для меня важна идеология, а не название. Но «Единая Россия» не разделилась, она предпочла остаться в своем «бескрылом» единстве. Лично у меня в «Единой России» много друзей, многих людей в этой партии, в том числе на федеральном уровне, я уважаю. Мы работали вместе с Олегом Морозовым, я ценю Михаила Зеленина, Александра Хлопонина как бизнесменов. Но партия «Единая Россия» и я – мы сильно отличаемся. Сама идея такой партии… Она слишком напоминает КПСС, но мельче. Как говорят: история повторяется дважды, один раз в виде трагедии, второй – в виде фарса. Советское прошлое – это была трагедия, это был Шекспир: великие страсти, великая кровь, великие цели, великие достижения. Я негативно отношусь к сталинскому периоду, но величие замысла было, так же как и величие преступлений. И не признавать этого нельзя.
А сейчас? Жванецкий какой-то… Боюсь, что даже не Жванецкий, а Петросян.
В 1972 году после окончания университета мы с другом заключили письменное пари, что в пределах 15 лет однопартийная система рухнет, господству компартии придет конец. И устно я еще ему сказал, что буду создавать альтернативную партию. Я ошибся на два года. Уже тогда было понятно, куда мы идем. Я все-таки специалист в области системного анализа и понимал, что система без обратных связей не может существовать, а советская система и была такой. Просто у компартии деградация продолжалась 70 лет. Сейчас мы этот период проскочили лет за семь.
Я остаюсь в СПС, потому что это более-менее дееспособная система, которая отстаивает правые взгляды. В некоторых регионах это особенно заметно: в Архангельске в СПС состоит заместитель губернатора, действует большая фракция в местном парламенте. В Перми СПС набрала на 3% меньше «Единой России»: 20% против 23%. В других регионах больше 7%, где-то – 10%, где-то – 16%. Во многом это результат появления нормальных технологий, когда мы обращаемся к избирателю не опосредованно, через СМИ, а напрямую. В этом году у СПС есть реальный шанс попасть в Госдуму.
– Вы победили на довыборах в Госсовет Татарстана и оказались в «недружественном» политическом окружении.
– У меня нет ощущения, что я один. В Госсовете разумные предложения собирают 15–20, 25 голосов. Это означает, что в парламенте есть человек 25, которые, прежде чем голосовать, думают. Эти люди не обязательно поддерживают меня, но я уважаю их мнение. С националами иногда мы голосуем более-менее единодушно, например, по вопросам гражданского контроля, формированию бюджета. Но, допустим, по федеративным отношениям не всегда одинаково голосуем. Тем не менее я их очень уважаю, потому что у них есть позиция. С коммунистами – то же самое. Ну а есть люди, у которых позиция – «вместе с руководством».
– Видите ли вы какой-то результат своей деятельности в республиканском парламенте?
– Результат есть. Я считаю, в Госсовете одна из задач – озвучить правильную позицию. Это раз. Другое – определенная квалификация и профессионализм позволяют некоторые совсем уж одиозные вещи корректировать. За полтора года некоторое количество законопроектов мне удалось значительно улучшить. Например, закон о пассажирских перевозках, предложить более справедливое налогообложение в прошлогоднем законе о бюджете. По законопроекту об оценке материального уровня граждан для признания их неимущими мы сумели ввести жесткие критерии, ограничивающие произвол чиновников.
Разумеется, полноценная фракция была бы полезнее для Госсовета. Всякая разумная конкуренция полезна. Если с юристами поговорить, они скажут: «Когда в Госдуме были коммунисты, все законы выходили более проработанными, их качество было выше». И все потому, что не было этого «одобрямса». Теперь не успели принять закон об НДС, через неделю оказалось, что его нельзя использовать, в нем недостает нескольких принципиальных вещей.
– О сделанном вы не жалеете, а о несделанном?
– У меня есть одно дело, которому я посвятил много времени. Я его не закончил, но оно по-прежнему актуально.
Эта нереализованная идея – моделирование процесса глобального накопления знаний. Я в свое время работал в США по программе Римского клуба «Границы роста». Речь при этом шла об экономическом росте. У меня родилась такая модельная аналогия в связи с накоплением человечеством знаний. Оказывается, этот процесс тоже ограничен. Экономический и научный рост зависят еще и от роста популяции. Возникает вопрос: возможен ли рост знаний, если популяция остановится в своем объеме? Интересная вещь: учитывая ограниченность планетарных ресурсов, человек однажды выйдет на пределы потребления. Есть уравнения, которые показывают, что накопление знаний чуть позже тоже останавливается.
– От науки вам пришлось отказаться ради бизнеса?
– Я бы не сказал, что мне пришлось отказаться. В общем-то я не ушел из той области, в которой работал, я же компьютерщик. Мы создали компанию «Форт Диалог», которая на сегодня является одной из крупнейших в России. Группа «Диалог» стала третьим совместным предприятием в СССР. Тогда мы сбросились по пять тысяч рублей и начали с нуля. Это были большие деньги по тем временам, но я хорошо зарабатывал. Мы с женой были доцентами, я к тому же по совместительству работал директором института. Все мы, создатели компании, были людьми состоявшимися, успешными. То есть не было выбора: жизнь в нищете или бизнес. Мы же бизнес – от ума, не с улицы. С улицы, может быть, бизнес более жизнеспособный, потому что людям нечего терять. Но он другой. Мы же свой выдумали. У нас было ощущение вызова, на который надо ответить.
До этого я был руководителем крупного хозрасчетного подразделения в университете. Сначала это было бюджетное подразделение. Я сумел ввести там хозрасчет, но все равно был со всех сторон ограничен: и это нельзя, и то… Однажды мне друзья сказали: присоединяйся к нам, у нас все можно. Это было так непривычно и интересно!
Первоначально мое благосостояние никак не увеличилось. Поскольку у государства мы ничего не брали и начинали с нуля, то и «вынимать» из бизнеса начали только лет через пять. А так жили на зарплату.
Да, это было фантастическое время, с неограниченными возможностями! Налогового инспектора, например, я впервые увидел только на третий год… Меня часто спрашивают, есть ли сегодня перспективы для начинающегося бизнеса, соизмеримые с теми. Нет, конечно. Смогли бы мы сегодня создать такое же дело? Не знаю. Может быть, потому что мне уже больше лет... Сейчас люди могут стартовать только в инновационном бизнесе. Причем под инновацией я понимаю не только технику, а, допустим, создание новой технологии продаж. А тогда люди нуждались во всем, ничего же не было.
– Но возможные риски вы просчитывали?
– Риски, конечно, были. Многие друзья мне говорили: куда ты лезешь, это же НЭП, через пару лет вам головы открутят. В августе 1991 года я был в Анапе с детьми. Мы собирались на экскурсию и в автобусе услышали «Лебединое озеро». Случился путч. Я задумался, надо ли вообще возвращаться. Это был серьезный выбор. Два дня мы провели на одних нервах.
В следующем году нашему бизнесу исполнится 20 лет. Мы не стали миллиардерами, потому что не вывезли ни одной тонны нефти, не продали ни одного килограмма алюминия за границу. Но, тем не менее, не жалуемся. Единственно, если бы возможности для бизнеса возникли не в 40, а лет в 35… Я бы успел гораздо больше. В бизнесе это важно. Энергия имеет огромное значение.
– Время от времени у вас возникает повод завидовать кому-то?
– Как-то я читал лекции в Макмастерском университете в Торонто. Там есть памятник одному выпускнику, известному журналисту. В вольном пересказе эпитафия на нем звучит так: «Я рад, что родился, где родился, учился, где учился, я рад, что у меня были именно эти друзья, что у меня была эта семья. Жалко, что это так быстро кончилось…»
– Приближающееся шестидесятилетие заставит вас в чем-то пересмотреть устоявшийся порядок вещей?
– Наверное, горизонты планирования буду устанавливать более близкие.
Газета «Время и Деньги», 6 июля 2007 года, Нина Агаева
