Александр Таркаев: «Люблю делать то, что интересно»

Помните анекдот: «Ваше жизненное кредо?» – «Всегда!» Готовясь к очередному интервью для рубрики «Персона», мы планировали получить ответ именно на этот непростой вопрос. Удалось ли нам это сделать, вы узнаете в конце беседы с председателем комитета по собственности и членом совета директоров КАМАЗа, председателем инвестиционного фонда «Инвестфонд-Диалог», заместителем председателя Совета по малому бизнесу Александром Никитичем Таркаевым.

– Александр Никитич, вы выступаете во многих ипостасях. Так кто же вы на самом деле?

– Даже домашние иногда задают мне такой вопрос. Только не надо думать, что у меня раздвоение личности! У американцев есть такое выражение: «under the many hats» – «под разными шляпами». Так и я на самом деле делаю одно дело, только сегодня «под шляпой» Торгово-промышленной палаты, завтра – инвестфонда.

– Интересно, кто вы по профессии и кем мечтали стать в детстве?

– Это долгая история... Закончив семь классов, я поступил в Казанский техникум связи и получил специальность в «области телевидения и СВЧ». Стал монтером 2-го разряда, первая зарплата составляла аж 54 рубля «новыми» хрущевскими деньгами. Потом был физмат Казанского государственного университета и специальность радиофизик. Впрочем, физикой как таковой не занимался никогда.

– Как вы пришли в компьютерный бизнес?

– Уже с 4-го курса я работал в лаборатории машинной графики. В Союзе, да и в мире, машинная графика тогда только-только начала появляться, первые статьи о ней в западных журналах опубликованы в 1964 году, а конференции, посвященные этой теме, были «закрытыми». Так как до нас вся переводная литература доходила с большим опозданием, я прочел их только в 1969-м. Как раз в то время российская вычислительная техника решила бросить свой собственный путь развития и начала «драть» IBM 360, что, на мой взгляд, было непоправимой ошибкой. Специалистов по вычислительной технике на физфаке не готовили, факультета ВМК не было, а в КАИ еще не было 9-го факультета. Математики и физики тогда «по совместительству» создавали то, что потом стало называться информатикой.

Казань была одним из мощных компьютерных центров. Позднее я занимался вопросами машинной графики для «оборонки». Наша лаборатория сначала выполняла заказы для завода ЭВМ. Потом – заказы от знаменитого летного исследовательского института в городе Жуковском. Через эту организацию проходили все военные и гражданские самолеты, которые когда-либо поднимались в воздух в Советском Союзе. Я наблюдал испытания ТУ-144, возвращение боевых самолетов, прикрывавших Суэцкий канал во время арабо-израильской войны 1973 года. Занимались мы и расшифровкой оборудования, которое поступало со сбитых американских самолетов из Вьетнама.

– Машинная графика – это САПР?

– Нет, в те времена не существовало САПРа как такового. Проблемой было просто изобразить что-то на экране, технически и программно. Революционным было то, что сегодня называется рендеринг. Требовались десятки минут для обработки информации. Везде использовалась векторная графика, точечной практически не существовало. Методики построения были далеко не совершенны. А в 1969 году я был в Новосибирске, в академгородке, и там фирмы Bull и Honedwell, тогда только слившиеся, демонстрировали пишущий терминал, на котором можно было сыграть в «крестики-нолики» с машиной под Парижем. Это было Событие! Академики и членкоры падали в обморок от достижений техники. Сейчас трудно представить такое, да? Конечно, когда ваш журнал обсуждает на своих страницах, хорошо ли «Комтат» сделал Интернет-кафе, а у меня через час сеанс видеоконференции. На самом деле, это было не так давно, не сказать, что в другую эпоху.

– Но с тех пор три поколения компьютеров сменилось.

– Слово «поколение», по-моему, очень искусственное. Я вообще не очень люблю такие слова. Вы обратили внимание, что они исчезли в последнее время? Ведь принципиальных изменений так и не произошло. То, что мы наблюдаем в последнее время в вычислительной технике, выражаясь языком шахматистов, – brut force, элементарное количественное наращивание, грубая сила. Была 2-микронная технология, стала 1,5-микронная, потом 0,5-микронная. Все, что предполагалось революционного – оптоволоконные компьютеры, криогенные переключатели – ничего этого не состоялось. Если заглянуть в компьютерную литературу 10-летней давности, то тогда казалось, что вычислительная техника сделает какие-то принципиально новые шаги. В конечном итоге все решила «грубая сила», если понимать под этим технологию. Идет простое шкалирование.

– Тем не менее, эти технологии приводят к колоссальным успехам.

– С точки зрения эффективности, конечно, это правильно. Но разговор о поколении не имеет под собой почвы. Японский проект пятого поколения тихо испустил дух. Речь шла тогда о качественных изменениях. Даже не о нейрокомпьютерах и искусственном интеллекте. О том, что появится компьютер, способный оперировать аппаратом нечетких множеств и принимать неформальные решения. Понятно, что организаторы проекта не били себя кулаком в грудь и не кричали, что все ими запланированное – это ерунда. Но что не вышло – это факт. По крайней мере, того, что рекламировалось.

– После лаборатории машинной графики вы так и остались в компьютерной отрасли? Или попробовали себя в других областях?

– Потом я достаточно интенсивно занимался компьютерным обучением, возглавил вычислительный центр Казанского университета, создал Центр информатики и вычислительной техники, долго был его директором. В 1988 году, когда ситуация в стране породила у многих «охоту к перемене мест», я занялся политикой. Организовал нечто вроде политической партии, участвовал в избирательной кампании А.И. Коновалова в первый состав нового Верховного Совета СССР. Даже ездил на первый съезд народных депутатов, воочию наблюдал «покаяние Ельцина» и прочие «модные» тогда штучки. Параллельно шел и компьютерный бизнес. Как раз в 1988 году при активном участии КамАЗа, в значительной степени на его мощностях, создавался «Диалог». Наш будущий генеральный директор Владимир Борисович Нитенко тогда работал начальником АСУ КамАЗа. Казанский «Диалог» был поначалу представительством, а набережночелнинский «Форт Диалог» – филиалом московского «Диалога». Через 9 месяцев мы образовали дочернюю компанию, создали свое юридическое лицо. Надо заметить, «Диалог» был третьим в стране совместным предприятием, имел около 100 дочерних компаний. Большинство из них просто не выдержало испытания временем и распалось. Но многие сохранились, например, «Диалог-банк», «Брокер-Диалог» – на рынке корпоративных бумаг России. Отличительной чертой «Форт Диалога» является то, что все его учредители – профессионалы. Все мы, ставшие во главе компании, были людьми одного времени, имели компьютерное образование и опыт управления предприятием. Это немаловажный фактор, особенно на первом этапе работы.

– Интересно было начинать? Запомнились какие-то характерные детали того времени?

– В те времена была фантастическая ситуация, время хаоса. Шел период становления, «свободной охоты»... Не было ни конкретных законов, ни налогов на прибыль, ни с оборотов, ни НДС. Тем не менее, в силу своей специфики «Форт Диалог» не вывез из страны ни грамма сырья, не участвовал в каких-то нефтяных контрактах. Сейчас немодно об этом говорить, но в нашей компании огромное значение имеет фактор «социальной ответственности». Это широкое понятие. Для меня это, когда, например, осознаешь, что ты должен что-то делать, за что-то или за кого-то отвечать, и не сделать этого уже не можешь. Нас долго упрекали в том, что «Форт Диалог» – «социалистическое предприятие при капитализме». Трансформация принципа социальной ответственности привела к тому, что мы как компания никогда не «делали деньги». Мы создавали механизмы, позволяющие делать деньги.

– Александр Никитич, иностранный язык жизнь заставила выучить?

– Знаете, никакие переводчики и референты не заменят живого общения. Человеческий контакт – это не только слова. Интонация, жесты, эмоциональные нюансы тоже несут смысловую нагрузку. Я встречал, конечно, переводчиков суперкласса, которые во время разговора становятся как бы «прозрачными». Английский язык я выучил в техникуме, когда еще располагал свободным временем, не думая, что это станет реальным конкурентным преимуществом. Потом половину стипендии в университете отдавал за уроки французского. Однажды как-то выступал с докладом в ЮНЕСКО на французском, но на вопросы отвечал все же по-английски. Я даже со своим немецким в Германии могу выжить, но только – выжить.

– Значит, вы думаете «на английском»?

– Да нет. Только если подолгу бываю в Штатах. А дома-то зачем это делать? Думать у меня и по-русски хорошо получается.

– Вы помните свою первую поездку в США?

– Это было в 1989 году. Тогда на весь Казанский университет стояло два персональных компьютера. В американском вузе, где я жил, на 4 тысячи студентов приходилось 6 тысяч компьютеров. В каждой студенческой общаге, в каждой комнате, был порт Apple Talk для доступа к сети. «Мак» с маленьким экранчиком имел круглосуточный on-line с университетской библиотекой, прекрасную e-mail, какой, к сожалению, до сих пор нет в Казани. Мы так и не дошли до их тогдашнего уровня. Я говорю не о «железе».

В голове постоянно возникает такая картина. Идет белый пароход, из джунглей вышел туземец, и вдруг из-за борта что-то падает. Пароход скрывается за горизонтом, а выброшенный предмет волной прибивает к берегу. Туземец поднимает его и пристально рассматривает. А дальше уже «Мартышка и очки» из басни Крылова начинается.

Да, мы продаем компьютеры, по техническим характеристикам ничуть не хуже западных, мы умеем их обслуживать, программистов наших приглашают работать на Запад. А вот пользовательский уровень, знания того, что компьютер дает... На самом деле мы не используем даже трети его возможностей.

– На ваш взгляд, человеку со средними доходами следует сейчас покупать домой компьютер?

– Нет.

– ???

– Человеку, как правило, нужен не компьютер, а определенная услуга. Старое правило бизнеса: человеку нужен не станок, а отверстие, которое этот станок делает. Что нужно человеку дома? Игровой автомат, пишущая машинка, средство для развития ребенка? Все остальное пока, к сожалению, не востребовано. А ведь компьютер – прежде всего...

– ...средство для получения информации?

– Да. И большинство людей покупают компьютер не потому, что они хотят программировать, они хотят получать информацию. А что есть реально по ресурсам? Чтобы полноценно пользоваться компьютером, нужна российская база данных, система выхода.

– А Internet?

– Мы немного кривим душой, говоря, что информация в Internet доступна всем. Сколько стоит доступ в сеть? По нашим данным, в Казани лишь 7 процентов пользуются услугами Internet за свои деньги, остальные – на рабочем месте, где платит предприятие. Если бы у нас корреляция между уровнем доходов и уровнем образования была как в 80-е годы, у нас был бы огромный парк индивидуальных компьютеров.

Ведь как раз те, кому компьютер нужен, – школьники, студенты, – иметь его не в состоянии. Массовое внедрение компьютеров будет тогда, когда они станут такими же доступными и необходимыми, как телефон. Что касается информации, вспомните, как создавалась АСУ в нашей стране. Был такой Терещенко, много лет преподававший в Гарварде и вернувшийся в СССР. После нескольких попыток создания АСУ он изрек крылатую фразу: «Невозможно автоматизировать беспорядок!» Вычислительная техника эффективна только тогда, когда она ложится на хорошо структурированный бизнес-процесс, на обработанную информацию. Причем под «бизнес-процессом» я имею в виду и принятие политических решений, и экономику.

– В России скорее изобретут новый вид компьютеров, чем организуют информационную систему по западному образцу!

– Значит, у нас будут компьютеры, основанные на принципе нечеткой логики, построенные на теории Заде! Несмотря ни на что мне нравится Россия. На цивилизованном Западе есть, конечно, свои преимущества, но у них все так правильно, размеренно, спокойно. А самый большой «ужас» у меня вызвала Япония. Там полный порядок во всем! Это же невозможно скучно. Какая-то страна плановой экономики и «победившего социализма».

– У вас очень нестандартный взгляд на «стандартные» вещи. Наверное, поэтому о Таркаеве, как и о всяком известном человеке, ходит множество баек и историй...

– Я, честно говоря, не уважаю людей, которые принимают себя слишком всерьез. Как говорится, если уж человек «зауважал себя», он боится продемонстрировать какие-то человеческие чувства, присущие ему слабости, боится показаться смешным. Особенно если он находится как бы на «вершине Олимпа», то бишь у власти. Как раз чопорность и выглядит потешно. Я в определенной степени люблю чувствовать себя свободной личностью, как говорят сейчас, «свободно тусующимся элементом». На самом деле – «судите человека по делам его».

– А при каких обстоятельствах вы вошли в президентские структуры? И как бы даже числитесь советником президента по всяким компьютерным проектам и вопросам…

– Ну, во-первых, я не советник, потому что на эту должность назначают указом президента, формально я там не числюсь. Я сейчас член административного совета Торгово-промышленной Палаты Татарстана, был заместителем председателя Совета по малому бизнесу, который формально возглавлял президент. Смею надеяться, что у меня хорошие отношения с президентом, и я могу иногда донести до него определенное мнение или суждение, предложить что-то. Одно время я был в оппозиции к власти. Наш президент как всякий хороший политик понимает, что здоровая оппозиция нужна. Она есть в любой стране. Ведь известно: «опираться можно только на то, что сопротивляется». Когда оппозиция конструктивная, и тебе дают сделать то, что ты предлагаешь, глупо от этого отказываться, даже если часть требований при этом останется нереализованной. Я вообще человек компромиссный – не стремлюсь к полной победе и стараюсь избегать полных поражений. Наверное, поэтому мне наиболее близок инвестиционный бизнес. Когда человеку хочется «менять игрушки», это то же самое, что работать в инвестиционной компании. Привели в порядок одну компанию – продали, взялись за другую...

Хотите, попробую выразить свое жизненное кредо? Еще будучи учащимся техникума, подрабатывал на какой-то скучной, тоскливой работе. Именно тогда я решил для себя, что не стану продавать свой труд за деньги. Пришел на работу, отсидел положенное время и получил за это деньги – так я жить не буду. Буду в жизни делать только то, что мне действительно интересно. Кстати, если это понято правильно, в конечном итоге интересная работа еще и деньги приносит.

Журнал «CW-K», декабрь 2006 года, Елена Костина