Свой, другой такой же…

Ян Арт

Выпускник Московского университета, кандидат экономических наук. В 1989–1997 годах – корреспондент газет «Московские новости», «Вечерняя Казань», заместитель главного редактора газет «Вечерняя Казань», «Время и Деньги», учредитель (совместно с Александром Таркаевым и Султаном Салимзяновым) и директор агентства «Информ-клуб ЭС», театра «99» и радио «Пассаж». В 2002–2003 годах – заместитель директора Центра экономических и социальных исследований при правительстве Татарстана. В 2005–2009 годах – финансовый обозреватель, редактор журналов «Профиль», «Карьера», «Белая полоса», «BusinessWeek». В настоящее время – главный редактор информационного агентства Bankir.Ru, сети 123Service.ru, вице-президент Ассоциации региональных банков России и Национальной ассоциации кредитных брокеров и финансовых консультантов. Автор, соавтор и редактор более 20 художественных и документальных книг, в том числе «Когда падет последний бастион», «Он был редактором от бога», «Пространство КамАЗа», «Общество против наркотиков», «Покер лжецов по-русски», «Forex для дураков», «Кредитный портфель».

…Он позвонил в редакцию в день выхода статьи «Простите, мой президент!», через день или два после отставки Горбачева. Собственно, даже не статьи, а прощания – с эпохой.

«Здравствуйте. Я знаю, что обычно в редакции пишут и звонят либо сумасшедшие, либо восторженные экзальтированные поклонницы. Я не то и не другое. Меня зовут Александр Никитич Таркаев, я директор Центр информатики и вычислительной техники Казанского университета. Просто хотел сказать: спасибо вам за эту статью. Вот и все, собственно. До свидания…»

Так началась наша 18-летняя дружба. С разницей в возрасте более чем в два десятилетия. Нет, мы не ездили вместе на рыбалку-охоту, да и дома друг у друга бывали считанные разы. Не было какой-то особой близости. Просто, как только возникал какой-то информационный проект, он звонил: «Давайте сделаем!» А иногда – просто так, «кофе попить».

И мы всегда встречались с удовольствием – и по делу, и без него. Даже не потому, что было сверхинтересно. Просто не надо было притворяться циниками, этакими прожженными «деятелями», с кривыми ухмылками говорящими о «подноготной» всего и вся. Вы заметили, как их сейчас много – кривых ухмылок? Усмешек? Саркастических губодвижений?

У него всегда была – улыбка. Даже если сдержанная – все равно настоящая. Ироничная – все равно настоящая. А уж если веселая, то, казалось, что даже очки его улыбались, поблескивая.

Он никогда не был в унынии и пессимизме. Лишь один раз я заметил у него такой настрой. Мы говорили о трансформации принципов бонапартизма в голлизм и его возможном влиянии на сегодняшнее развитие Европы. И он остановился и сказал: «Если подумать, о чем мы с вами сейчас говорим?! Кому ЗДЕСЬ все это нужно? Кому интересно? Разве что двум десяткам «городских сумасшедших»…»

По-своему он тоже был одним из этих «городских сумасшедших». Владимир Нитенко, его ближайший партнер в бизнесе, как-то сказал про Александра Никитича: «Для него честь всегда выше прибыли»…

А еще – нонконформизм, безупречная порядочность и столь же безупречная интеллигентность. Не лоск, не псевдоаристократичность, которая смотрится на современных русских бизнесменах как пиджак с чужого плеча, а именно интеллигентность.

Таких людей в Казани за 15 лет я встретил лишь троих. Александр Никитич Таркаев, Андрей Петрович Гаврилов и Алевтина Николаевна Кудрявцева. Очень радовался, когда Таркаев и Кудрявцева в команде Равиля Муратова стали работать вместе над разработкой экономических программ, над камазовской катавасией. Думаю, им было очень интересно друг с другом. И – что еще ценнее – они видели, что рядом есть свой, другой такой же…

Именно из-за этого ощущения мы довольно часто встречались втроем – Александр Никитич, я и Султан Салимзянов. Султан Шавкатович всегда относился к Таркаеву как к старшему брату – более романтичному, возвышенному, окрыленному. Подтрунивал над ним, писал смешные эпиграммы. Помню одну, кажется, последнюю:

…«Дважды два будет, вроде, четыре?» –
в Госсовете привычно зевают.
Лишь Таркаев, подобный мортире,
В депутатов речами стреляет.

Ох, нелегкая эта работа –
Объяснить разжиревшим коллегам,
Что в России не все идиоты,
Что народ не купается в неге.

Вы – последний романтик на свете!
На Ваш век еще мельницы будут.
День рожденья желаю Вам встретить
С оптимизмом, с надеждой на чудо…»

…Когда я работал над диссертацией, хотел поставить на обложку автореферата благодарность Александру Никитичу, Алевтине Николаевне и Юрию Прокопьевичу Алаеву – трем главным моим учителям в экономике. Не разрешили: не положено. Теперь вот – книга памяти Таркаева. К сожалению, хорошие слова «положено» говорить только после того, как человек уходит.

…Он был очень провинциальным. Он олицетворял собой ту самую провинцию, которой она должна быть, – умной, спокойной, умеющей работать, думать, созидать не хуже мировых мегаполисов, и при этом – несуетливую, выдержанную, открытую. Он точно знал, что быть провинциальным и быть «периферийным» – абсолютно разные вещи. И был провинциальным – с удовольствием и комфортом.

Он любил комфорт. Только для него комфорт не был роскошью. Это был инструмент работы. Он оставался жить в привычной и родной ему маленькой двухкомнатной квартире, лишь присоединив к ней аналогичную квартирку наверху. Его кабинет никогда не был «напоказ», в нем больше работали, чем «принимали парады», и в нем намного больше было книг, чем сувениров и «памятных подарков».

…Так получилось, что в июле 2009 года, за три дня до смерти я сделал с Александром Никитичем последнее в его жизни интервью. Оно есть здесь, в этой книге. Захотелось говорить с ним, хотя последние пять лет жизни мы уже жили в разных городах и работали на очень разных поприщах. Почему вдруг позвонил? Не знаю. Не было никакого «наития» или «предчувствия». Просто соскучился по общению с этим человеком. Мы очень долго тогда говорили. И договорились, что он будет экспертом моего агентства Bankir.Ru. Договорились созвониться дня через три…

…Он так и остался – Экспертом с большой буквы. Практически – во всем. Наверное, потому, что до конца жизни не переставал верить двум кантовским абсолютам – звездному небу над головой и нравственному закону в душе человека.