Ответственность прежде всего

Екатерина Таркаева

Старшая дочь Александра Никитича Таркаева. Выпускница юридического факультета Казанского университета, закончила аспирантуру. Кандидат юридических наук. В 2005–2009 годах – сотрудник компании Александра Таркаева «Диалог консалтинг». После смерти Александра Никитича возглавила компанию.

…Я всегда шутила раньше, что из-за отца так и не вышла замуж. Потому что всех мужчин, которых встречаю в жизни, сравниваю со своим отцом. И сравнение это, как правило, получается не в их пользу. Отец действительно являлся для меня всегда образцом мужчины. Причем чем дальше, тем больше. Я – довольно поздний ребенок, и поэтому с детства видела, как отец развивался, рос, делал карьеру на моих глазах. Кстати, сначала он казался мне ужасно несолидным. Он все время шутил и смеялся. Бегал бегом. Даже по лестницам прыгал через ступени. Никогда не заботился об «имидже».

Я училась в восемнадцатой школе, где традиционно учатся дети весьма высокопоставленных казанцев. И видела, что большинство отцов моих соучеников ходят церемонно и величаво носят пузо впереди себя. В жизни никогда не побегут и уж тем более при народе не засмеются. Да и дома-то не всегда. А у нас дома – постоянные шутки, постоянный смех, какие-то стихи и песни юмористического содержания, которые он придумывал на ходу. Когда мы были маленькими, дома он читал там разные сказки. Причем сам особенно любил про Бармалея. Словом, с образом «солидного человека» он мало в чем совпадал…

Потом, повзрослев, я увидела его в работе. Оказалось, он мог быть строгим, величавым начальником. Но вдруг этот седовласый мужчина в деловом костюме отпускал какую-нибудь шуточку, над которой хохотал весь офис… Это было здорово, на самом деле.

Я и моя сестра Наталья с самой юности были приобщены к работе отца. Наталья лет с четырнадцати летом подрабатывала в «Диалоге» секретарем, когда секретарь уходила в отпуск. Позже она работала в одной из фирм нашего отца бухгалтером. А я пришла в «Диалог консалтинг» после аспирантуры, в 2005 году. И одновременно с этим стала работать в партии «Союз Правых Сил» юристом регионального отделения. Тут я узнала отца еще и как политика. Кстати, сама я в СПС не состояла никогда. Честно говоря, партия для меня имела ценность только как партия, лидером которой является мой отец. Многое в политике партии я не разделяла. Да и отец не разделял. И вступать в партию, которую мой отец очень критикует и не только на кухне, но и на съездах, мне не хотелось. Я помогала отцу тем, что работала юристом, большую часть времени – бесплатно. Заплатили мне, как и всем «штабистам» только за выборы 2007 года. Кстати, заплатил всем мой отец из фондов казанского отделения партии. Потому что на работу в штаб СПС нас принимала Москва. Отец вообще не хотел, чтобы я там работала. Я устроилась туда самовольно, когда он был в Турции на отдыхе. Когда отец узнал об этом, он страшно ругался, но сделать ничего не мог. А когда стало понятно, что выборы мы не выиграем, москвичи от своих обещаний отказались, даже телефоны наших координаторов перестали отвечать. И тогда мой отец и другие руководители казанского отделения партии за счет собственных средств и спонсорских взносов все-таки заплатили всем, кто работал на выборах.

…А вот в «Правом деле» я уже осознанно участвую. Еще в 2007 году мы писали проект программы для СПС. Отец предложил сделать упор на социально-экономическую часть в большей степени, чем на политическую. Он считал, что «про либерализм» народу не объяснишь, а про кусок хлеба очень даже объяснишь… Этот проект лидеры СПС пытались даже не допустить к прослушиванию на съезде. Но папа прорвался, все высказал. И хотя программа не была принята СПС в 2007 году, она осталась актуальной и была востребована уже в «Правом деле». Отец вошел в политсовет «Правого дела». И я тогда для себя тоже приняла такое решение, что надо вступать в партию, раз эта партия согласилась разделять идеи моего отца.

…Сегодня я понимаю, что как политик отец интереснее и значимее, чем как бизнесмен. Думаю, для политики он и был создан. И именно это и было смыслом его жизни. Хотя он не пошел в «профессиональную политику». Считал, что это либо лоббирование, либо словоблудие, потому что политики в чистом виде, наверное, не существует. Есть общественно-политическая деятельность. Общественной деятельностью он не переставал заниматься никогда. Создание Торгово-промышленной палаты – именно из этого ряда. И в качестве главы совета Торгово-промышленной палаты он объездил полмира, устанавливал деловые связи для республики. Это тоже политика. Его участие в работе над программой «Жизнь после нефти» – опять же политика. Эта программа прогремела на всю страну и за ее пределами. Для него это было очень важно – донести свои мысли, повлиять на развитие нашего общества.

Был ли он либералом? И да, и нет. Конечно, он считал гражданские свободы краеугольным камнем современного общества. Но от слова «либерал» открещивался всячески. В фильме «Адмирал» была сцена с созданием общественных советов во флоте. Решение капитана должно утверждаться этим советом из матросов, которые, разумеется, каждый день голосовали за то, чтоб ничего не делать и пить. Вот такого либерализма отец не понимал. У него на этой почве были конфликты с московским СПС. Для него существовало понятие «общественных ценностей», «общественных моральных ценностей», примата закона. Но он, например, выступил против организации гей-парада в Москве. На московском политсовете СПС его спросили: почему? Он сказал: я против, парад кривых и хромых не устраивают, так нечего и другие болезни афишировать. Москвичи его за это ругали. А он выступал за разумный баланс между интересами человека и общества. Его идеи, наверное, ближе всего к европейскому просвещению девятнадцатого века. К институтам общественного договора. Поэтому отец предпочитал называть себя консерватором. Часто говорил: я – радикальный консерватор…

Кстати, Александр Никитич в партии стал внедрять многие вещи, которые, как он сам говорил, позаимствовал у КПРФ и ЛДПР. Например, при нем впервые появились такие понятия как «партийная солидарность» и «партийная дисциплина». В этом его очень поддержал Павел Сигал. Хотя некоторые партийцы были недовольны и считали, что их права ущемляют – этой самой «партийной дисциплиной». Но отец говорил: мы программу приняли, так давайте выполнять, реально работать.

Отец говорил: КПСС я не уважал, а КПРФ уважаю. Потому, что в КПСС народ был из карьерных соображений. Руководящие должности определенного уровня беспартийные занимать не могли. А вот в КПРФ люди вступали, когда это стало уже немодно, невыгодно, более того – это всячески высмеивалось. А человек, который не строит на этом карьеру, не получает денег, да еще и терпит насмешки, по мнению отца, достоин уважения, какие бы взгляды он ни отстаивал. Именно поэтому, когда отец создал политический клуб, он пригласил в нем участвовать представителей КПРФ, «Единой России», «Справедливой России». Отец уважал все точки зрения.

…Несмотря на веселую атмосферу, царившую дома, отец был очень строг во всем, что касалось нашей с Натальей учебы. У нас в школе некоторые любили поотлынивать, а мы «как дураки» (так тогда казалось) вынуждены были и в школе, и в «музыкалке» вкалывать. Родители никогда не просили учителей сделать нам поблажку, поставить хорошую оценку. Как учишься, так получаешь отметки. Получил «тройку» – значит, «тройка» и есть, никто ничего просить не будет, еще и отругают за «тройку» дома. Александр Никитич вообще перестал ходить на родительские собрания. Ему как-то в школе кто-то из учителей поставил в пример отца одного из учеников, который принес в школу с завода ЭВМ коробку дискет. А он ответил: «Вы что, предлагаете мне воровать? Выносить коробки с завода – это воровство. Это вы мне предлагаете?»

После школы я поступила на юрфак КГУ. Конкурс был жуткий, двадцать пять человек на место, в середине 90-х все хотели быть юристами. Гоняли нас жутко, без поблажек. Вот тут и пригодились уроки отца: учеба – это труд без поблажек. Если вдруг проспала лекцию – все, позор.

Вообще Александр Никитич очень трепетно относился ко всему, что касалось образования. Для отца был шок, когда я усомнилась, нужно ли мне после школы получать высшее образование. Я тогда спросила: «Зачем оно в жизни, если продавщица в ларьке больше доцента получает?» Отец ответил: «Ты уже взрослая, хочешь в ларьке торговать – иди, торгуй. Но только из нашей квартиры съезжай». Я спросила: «Почему?» Александр Никитич объяснил: «У нас в семье в четырех поколениях все с высшим образованием. Хочешь ломать эту традицию – значит, не имеешь отношения к нашей семье, снимаешь квартиру, сама себе еду покупаешь, готовишь, убираешься и вообще живешь, как хочешь».

Для него было нереальным, если человек ставил что-либо выше ответственности перед другими людьми. Даже в мелочах. Неважно, что это – не подготовились к уроку, забыли помыть посуду, в комнате беспорядок – гулять не пойдешь. А как можно взрослого человека не выпустить? На это уже мама обычно говорила так: «Выйти – выйдешь, обратно не зайдешь». Так что все было очень строго. Но вот в плане мыслей отец был либеральным. Он поощрял нашу критичность к чему-либо, поощрял собственное мнение.

Денег в семье нам просто так не давали, только премии за хорошие оценки по итогам университетской сессии. Как-то на первом курсе я не сдала сессию, осталась на допэкзамены. И папа сказал: все, мы тебе полгода ничего дарить не будем. А в семнадцать лет девчонке всего хочется – косметика, обновки, кафешки. И вот на новый год – ничего, на восьмое марта – ничего. Стипендии тоже нет, не только повышенной, даже обычной, только крошечная соцдотация… В общем, следующую сессию я сдала уже на все пятерки. И тут папа дал мне и денег, и подарки, и еще в университете повышенную стипендию назначили. Я вообще себя миллионершей чувствовала.

За успехи в учебе особенно никогда не хвалил, считал это само собой разумеющимся. Похвалил, только когда я уже защитилась. Зато в пример других людей обожал ставить. Постоянно говорил нам с Натальей: «А вот Коля Пронин сделал то-то и то-то, добился того-то и сего». Мы уже взъярились: «Покажите нам уже, этого Колю Пронина!» Потом мы с Николаем вместе работали в «Диалог консалтинг». Потом, когда я уже стала кандидатом наук, отец как-то сказал: «Вот Марат Рашидович Сафиуллин в твоем возрасте уже доктором был!». На похоронах отца я рассказала эту историю Марату Рашидовичу. Он говорит: «Надо же, а он меня все время критиковал!»

После юрфака я пришла к отцу на работу. Пришла простым юристом на минималку, на три тысячи рублей оклада. Отец никогда не понимал тех больших начальников, которые своих детей сразу пытаются устроить тоже большими начальниками. Он считал, что надо начинать снизу, чтобы знать отрасль, систему, в которой работаешь.

…Сейчас я возглавляю компанию, которую возглавлял он, – «Диалог Консалтинг». Эта компания мне особенно дорога. Здесь работали над программой «Жизнь после нефти». Эта компания входила в «спасательную команду» КАМАЗа… Здесь все его. Я работаю в его кабинете. Моя электронная почта – это его почта. Компания его, коллектив его. Даже те, кто ушел работать в другие места, – с ними мы продолжаем видеться, общаться, перезваниваться, сотрудничать, реализуем проекты. И люди с удовольствием идут на сотрудничество. Я понимаю, что это, конечно же, в память об Александре Никитиче. Мне трудно быть директором его компании. Люди помнят времена, когда главным был мой отец. А он относился к тем людям, которых можно назвать незаменимыми…